10. Лавочники и ремесленники золотого века голландской живописи и поэты-водопроводчики.
Слава мещанам! Если только мещанство это - не агрессивное. Символ такого мещанства - братское и сочувственное отношение мещанина к художнику - терпеливая поддержка Ван Гога его братом Тео. Кто как не мещанство может только и быть заказчиком, потребителем и содержателем антимещанского искусства? Только идеологизированное государство. А оно нам надо?
(дальше текст не мой. Отметим только, что упомянутый здесь Жорж Орик - один из композиторов прежде(в слизнутом) поминавшейся Шестерки. А такжеотметить единственную любовь Сати, любовницу многих художников и саму замечательную художницу, женщину-чуму Сюзанн Валадон, о которой, коль позволит времячко, хочется тоже написать) -------------- Благодаря водопроводчику по имени Виталь Оке (фр. Vital Hocquet), в свободное от работы время писавшему стихи под псевдонимом Нарцисс Лебо (фр. Narcisse Lebeau) молодой композитор, автор странных пьес под названием «Гимнопедии» и «Гноссиены» Эрик Сати был рекомендован ко вступлению в члены привилегированного клуба кабаре «Чёрный кот». И благодаря этому же водопроводчику, судя по всему, сегодня известен такой композитор-минималист — как Альфонс Алле. Годы дружбы и совместной работы в нескольких журналах и редкие поездки вместе на побывку в Онфлёр повлияли, по-видимому, не только на самого Эрика Сати, человека крайне самостоятельного и не подверженного влияниям. Судя по всем признакам, именно Эрик Сати и привлёк внимание постоянно эксцентричного Альфонса Алле — к музыке. До того момента он не чувствовал в себе «композитора» и его музыкальный гений дремал. Глубоко.
Разбуженный не менее оригинальным и эксцентрическим творчеством Эрика Сати, спустя девять лет дружеского общения Альфонс Алле решил одним движением руки внести также и свой исторический вклад в музыкальное искусство. В 1897 году он повторно сочинил, «привёл в исполнение» и опубликовал в специальном альбоме издательства Оллендорф «Траурный марш для похорон великого глухого», который, впрочем, не содержал ни одной ноты. Только гробовую тишину, в знак уважения к смерти и понимания того важного принципа, что большие скорби — немы. Они не терпят ни суеты, ни лишних звуков. Само собой, что партитура этого марша представляла собой пустую страницу нотной бумаги, великодушно одолженную Эриком Сати для однократного исполнения альфонсовского шедевра.
Итак, за пятьдесят пять лет до пьесы «4′33″» Джона Кейджа и почти за полвека до предсмертного молчания Эрвина Шульхофа, Альфонс Алле явился автором если и не первой, то уж второй минималистской музыкальной композиции — точно. Речь здесь идёт о том, что первый образец минималистической пьесы был создан Эриком Сати четырьмя годами ранее, в апреле 1893 года. Находясь в состоянии сильнейшей досады на свою строптивую любовницу, Сюзанн Валадон, Сати сочинил не слишком длинную и крайне однообразную по звучанию пьесу «Неприятности» (фр. «Vexations»). В конце пьесы стояло заботливое авторское указание, согласно которому пианист должен был играть эту пьесу «840 раз подряд, по желанию, но не больше». Однако, до нескольких минут проникновенной тишины в качестве траурной симфонии «по умершему глухому» Эрик Сати тогда не додумался и приоритет изобретения молчаливого направления минимализма отошёл к другому уроженцу Онфлёра, вовсе не имевшему музыкального образования.
Эрик Сати — и Альфонс Алле. Два первых, преждевременных и некоронованных минималиста в истории искусства. Один, создавший в виде своих «Неприятностей» и «Меблировочной музыки» репетативное направление минимализма за семьдесят лет до его появления, а другой — почти в то же время придумавший кейджевский «силентизм» в виде молчаливой шутки на смерть великого глухого.
Сати и Алле. Сегодня эти два имени редко произносят рядом, ещё реже связывают вместе. Однако современники отчётливо понимали, что два этих автора, писатель и композитор, поэт и драматург, живописец и график, находятся рядом друг с другом. Волею судьбы Эрик Сати, бывший двенадцатью годами моложе, пережил Альфонса Алле ровно на двадцать лет. Но до самого конца жизни Эрика Сати нередко продолжали называть «Альфонсом Алле музыки» (чаще в негативном смысле, желая как-то обругать или принизить). И даже в 1924 году, отправляя Сати «в отставку» и желая его «аргументированно» оскорбить, композитор Жорж Орик, очень молодой человек, никогда не знавший Альфонса Алле, написал в литературной хронике: «Откройте глаза! Это же просто нормандский нотариус, пригородный фармацевт, гражданин Сати из Совета Аркёя, старый приятель Альфонса Алле и кантор Розы и Креста». — ( «Les Nouvelles litteraires, artistiques et scientifiques», №88, 21 июня 1924.)
И пожалуй, наибольшим вкладом Альфонса Алле в музыкальную историю можно считать не его траурный марш молчания, а Эрика Сати собственной персоной, «Альфонса Алле музыки», того самого Альфонса Алле, который являлся «Эриком Сати» литературы. Хотя и сам Сати писал блестящие рассказы, эссе и пьесы, равно как и Альфонс Алле, и рисовал сотни графических и каллиграфических картин, но он кроме того был ещё и музыкантом, тоже как Алле, и уроженцем того же самого Онфлёра (Кальвадос, Нормандия), «где иногда было до смешного жарко… для такого маленького городка».
_________________ Не важно, что написано. Важно, как понято.
|